Мужчина мечты. Страница 4

– Джордж вовсе не был никчемным, мадам: просто не имел деловой хватки. Может, он и правда женился на сестре главным образом из-за денег, но ведь не бросил же, когда вы лишили ее наследства. Я думаю, он со временем полюбил Мариан, пусть и не так, как нам бы этого хотелось, и всегда был добр к ней. А судя по письмам, которые мы получали, он был к тому же замечательным отцом.

Леди Эстер кивнула:

– Да, мне тоже кажется, что он был им хорошим отцом, – неохотно согласилась она. – Именно ты убедила меня дать им денег, чтобы они могли спокойно покинуть Англию. Ты умеешь убеждать.

– Спасибо, мадам.

– А у самой Мариан не было желания рассказать мне, что же все-таки произошло? Боже мой, ее уже целых полтора года нет в живых, а я только сейчас решилась спросить тебя об этом.

– Нет, Мариан никогда ничего не сказала бы вам, – твердо проговорила Тейлор.

– Но тебе-то доверилась?

– Да, но только потому, что хотела защитить меня. – Тейлор пришлось сделать паузу, чтобы перевести дыхание и успокоиться. Но тема эта была для нее столь мучительной, что у нее задрожали руки. А ей совсем не хотелось, чтобы бабушка заметила, как она расстроена, поэтому, пытаясь скрыть дрожь в голосе, продолжила: – Вы дали ей понять, что любите ее, уже тем, что защитили, не требуя никаких объяснений. Вы помогли им с Джорджем уехать, они были счастливы в Бостоне, и я уверена, что скончалась она умиротворенной.

– А если бы я попросила тебя сейчас привезти ее дочерей домой, в Англию, были бы они в безопасности?

– Нет! – не раздумывая, ответила Тейлор и уже спокойнее добавила: – Девочки должны расти на родине своего отца – именно этого хотели Джордж и Мариан. «И ни в коем случае не под опекой Малкольма».

– Если бы девочек унесла холера, мы ведь уже были бы в курсе, правда?

– Думаю, да. Они живы и, слава богу, здоровы, – заявила Тейлор, стараясь, чтобы голос ее не выдал.

Как бы ей хотелось, чтобы это было правдой! Трагическую новость о смерти Джорджа сообщила в письме няня девочек, миссис Бартлсмит, и у нее не было уверенности, что причиной тому холера, поскольку врач отказался прийти в дом к покойному из боязни заразиться. Во время болезни няня не допускала детей к отцу: оберегала по мере своих сил. Господь еще раньше прибрал Мариан. Не может же он быть так немилостив, чтобы унести и двухгодовалых малюток. Об этом было страшно даже подумать.

– Я верю тебе, Тейлор, – устало проговорила леди Эстер.

– Спасибо, мадам.

– Разве я не оберегала тебя, пока ты росла и взрослела?

– О да! – с чувством признала Тейлор. – Все эти долгие годы вы защищали и опекали меня.

Несколько минут обе молчали, потом леди Эстер спросила:

– Готова ли ты уехать из Англии? Бостон на другом конце света.

– Да, мадам.

– Я хочу, чтобы обо мне вспоминали с любовью, поэтому рассказывай малюткам обо мне только хорошее, даже если тебе придется кое-что придумать.

– Разумеется, мадам.

Тейлор, изо всех сил стараясь не расплакаться, смотрела на свои руки и пыталась глубже дышать.

Леди Эстер, казалось, не замечая состояния внучки, еще раз подробно напомнила, что перевела в банк Бостона деньги. Когда она заканчивала свои наставления, голос ее совсем ослабел:

– Сэр Эллиот, как только вернется, объявит, что я опять чудом выкарабкалась. Может, он и глуп как пробка, но хорошо знает, чей хлеб ест. А ты поедешь на бал и будешь делать вид, что все прекрасно, как всегда: улыбаться, радоваться, что мне стало лучше, – и не уйдешь до тех пор, пока часы не пробьют полночь. Никто не должен заподозрить, что на рассвете ты уезжаешь, ни одна душа.

– Но, мадам, теперь, когда вы так больны, я надеялась побыть здесь с вами.

– Нет, ни в коем случае! – отрезала леди Эстер. – Ты должна уехать из Англии, пока я еще жива, а компанию мне составит Эндрю, так что не переживай: одна не останусь. Малкольм и остальные узнают о твоем отъезде, когда будешь уже в открытом море. И не пытайся возражать: просто дай мне умереть спокойно.

– Да, мадам, – со слезами в голосе выдавила Тейлор.

– Ты что, плачешь?

– Нет, мадам.

– Не выношу слез.

– Да, мадам.

Леди Эстер удовлетворенно вздохнула:

– Я приложила массу усилий, чтобы отыскать такого, как надо. Ты ведь это знаешь, да? Ну конечно, знаешь. Так вот, есть еще один документ, который нужно подписать и заверить: последнее дело, за которым я должна проследить лично, – а потом можно и на покой.

– Я не хочу, чтобы вы умирали.

– Не всегда бывает так, как нам хочется, юная леди. Помните об этом.

– Да, мадам.

– Вели Томасу привести сюда джентльменов, которых он спрятал в маленькой гостиной, а потом приходи сюда подписать бумагу, и я ее заверю.

Тейлор встала:

– Вы не передумаете?

– Нет, – ответила леди Эстер. – А ты?

В ее резком, отнюдь не шутливом тоне слышался вызов, и Тейлор, заставив себя улыбнуться, отозвалась с такой же твердостью:

– Нет, не передумаю.

– Тогда поторопись: время идет, а оно, видишь ли, мой враг.

Тейлор направилась к двери, соединившей спальню и соседнюю маленькую гостиную, но на полпути вдруг остановилась.

– Мадам, пока Томас никого не привел, я… можно мне… Нам ведь не удастся больше остаться наедине…

Больше она ничего не сказала, но в этом и не было нужды: бабушка сама прекрасно поняла, о чем просит внучка.

В комнате раздался громкий вздох.

– Ну, если без этого нельзя… Говори, Тейлор, – проворчала старуха.

– Я люблю вас, мадам, всем сердцем люблю.

Он не мог поверить, что сделал это. Проклятье! Чуть было не сорвал все дело. Он с отвращением тряхнул головой. Кем же надо быть, чтобы заставить одного брата купить свободу другому? Настоящим ублюдком, вот кем, сукиным сыном!

Лукас Майкл Росс отогнал прочь эти мысли: что сделано, то сделано. Мальчик свободен и готов начать новую жизнь. Это главное. А этот сукин сын, наследник семейного состояния, в итоге свое получит. Что до Лукаса, то ему наплевать, сгниет или будет процветать в Лондоне его старший сводный братец.

Но гнев его не проходил. Лукас прислонился к колонне неподалеку от ниши и наблюдал, как по мраморному полу великолепного бального зала перед ним кружатся пары. Рядом с ним стояли друзья его брата, Моррис и Хемптон, титулованные особы, правда, вспомнить, какие именно титулы они носили, он не мог. Молодые люди были увлечены горячим спором о достоинствах и недостатках капитализма в Америке и о том, почему он все равно обречен на неудачу. Лукас делал вид, что ему интересно, изредка поддакивал, а в основном игнорировал и этих двоих, и их спор.

Это был его последний вечер в Англии, и хотелось поскорее его закончить. Лукас не чувствовал привязанности к этой унылой холодной стране и не мог понять тех, кто решил здесь обосноваться. После Америки, диких просторов, почти не тронутых цивилизацией, Лукас не мог представить, чтобы добровольно выбрал Англию. Он находил, что большинство ее жителей такие же напыщенные и вычурные, как их государственные деятели и памятники. У него вызывала отвращение толпа, бесконечные дымящие трубы, серо-черный смог, безвкусица женщин и чопорность мужчин. В Лондоне он всегда чувствовал себя как в тюрьме или в клетке. Ему вдруг вспомнился танцующий медведь, которого он однажды в детстве видел на сельской ярмарке в окрестностях Цинциннати. Зверя нарядили в мужские шаровары, и он танцевал на задних лапах вокруг своего хозяина, который направлял его, дергая за длинную тяжелую цепь, надежно закрепленную на шее.

Мужчины и женщины, кружившиеся в танце, напоминали Лукасу того дрессированного медведя. Их движения были резки, неестественны и, конечно, отрепетированы. Платья на женщинах различались только по цвету, совершенно одинаковые по стилю и покрою. Мужчины, на его взгляд, выглядели столь же нелепо, все как на подбор облаченные в торжественно черное, как в униформу. Черт побери, у них даже ботинки были одинаковые! Нормы и правила общества, полного условностей, в котором они жили, были их цепями, и Лукас вдруг почувствовал, что ему даже немного жаль их. Никогда им не узнать ни настоящих приключений, ни свободы, ни открытых просторов. Они поживут, потом умрут, но так и не поймут, что потеряли.